Ну, а теперь об избушке, потому что от неё никуда не денешься, если собираешься делать себе надёжное жилье в постоянном месте охоты, месте, куда ты, может быть, соберешься вместе с сыном или дочерью, надеясь передать им свои сокровенные охотничьи, грибные и ягодные места.

Именно крыша над головой, четыре бревенчатые стены да печка дают таежнику полный комфорт. Так что изба-зимовейка или, на худой конец, землянка с печкой позволяют промысловику полноценно, не тратя лишних сил, осваивать свой промысловый участок, а охотнику-любителю в таёжных условиях чувствовать себя хозяином положения. А небольшие избёнки на концах дневных переходов дают ему ощущение почти домашнего уюта и гарантируют безопасность на случай сильных метелей, морозов или дождей.

Землянка — это, конечно, примитив. В ней темно и довольно сыро, нормальную печку не поставишь. Настоящий промысловик в такой, естественно, жить не будет. Это, скорее, пристанище для временщика. Тем не менее, и она может спасти охотника от непогоды, если грамотно устроена — на сухом склоне южной экспозиции, достаточно заглублена, имеет непромокаемый накат-крышу. Такие землянки я видел в иркутской тайге и даже ночевал в них. Лучше, конечно, ночевать в бревенчатых избушках.

Настоящий хозяин промыслового участка для постоянного жилья непременно построит себе солидноезимовьё. Найдёт для этого весёлое место около речки или озера, поставит избушку так, чтобы и самому было приятно, и «дурному человеку» не очень заметно. Выберет лес для строительства по соседству, чтобы далеко таскать не пришлось. По тому, где и как поставлена избушка, можно сразу определить характер хозяина. Мне приходилось ночевать в настоящих домах, сложенных из брёвен такой толщины, которые поднять под силу разве что богатырям. Однако сибирские мужики — не богатыри, что ли?

Есть избушонки, в которой двое поместятся с трудом, а распрямиться полностью и не думай. Видел и такие, что сделаны чуть ли не из жердей, а через потолок, как говорится, звёзды считать можно. Одним словом, что ни избушка, то характер. Каждая похожа на своего хозяина.

Вообще, у кочевых народностей таёжной зоны нашей страны никогда не было стационарных, капитальных жилищ. Даже на постоянных местах жительства, на стойбищах, больше, чем просторный чум, семья не ставила. Сама жизнь не требовала постройки солидных домов. Только, видимо, с проникновением русских на восток, с распределением между ними и местным населением земельных наделов и промысловых участков и те и другие стали обустраиваться капитально, на долгие годы. Надо было как-то закрепиться на земле, а дом, пусть это и простое зимовьё, говорил чужакам, что место сие занято. Шалаш или балаган как бы и не символ собственности, а вот изба или бревенчатое зимовьё — совсем другое дело. 

            

Избушка в Алтайском заповеднике

Традиции русского деревянного зодчества складывались столетиями. Тут и выбор леса для сруба, и способы рубки его, и конструкция крыши, и многое-многое другое. Строят же что избу в деревне, что избушку в тайге в принципе одинаково. Например, лес для строительства надо было готовить поздней осенью, на убывающей луне да ещё в первой половине дня. В календаре на 1710 год, напечатанном в Москве, говорится: «О сечении древа, к строению, дабы древо скоро высохло и не древоточило, имать добро быти: егда месяц убывает, наилучше в последней четверти, под землёю стоит, с утра до полудня».

Избушка в Печоро=Илычском заповеднике

Готовя место под избушку, вырубают высокие деревья на всю их длину вокруг будущей избушки, чтобы случайный ветровал не навалил стволы на неё. Часть пойдёт на сруб, а часть на дрова.

Стены таёжного зимовья ставили на мох. Паклю, конечно же, таскать в тайгу за многие километры никто и не думал. Мох брали либо на болоте (сфагнум — лучший вариант), либо в сырых местах на бору, на больших кочках (кукушкин лён). Сфагнум очень быстро сохнет, но довольно гигроскопичен, что, впрочем, не мешает утеплять им таёжное жилье. Кукушкин лён не такой мягкий, как сфагнум, но тоже годится для конопатки почти без сушки.

Рубили сруб (на Верхней Печоре говорят — струб) в чашку, «в облo», то есть с выступающими концами брёвен. Перед укладкой в венцы их обязательно окоривают.

Потолочный настил и пол ладят из колотья — расколотых надвое брёвен. Расколоть пополам вдоль не очень толстое бревно, обязательно прямослойное, можно с помощью нескольких клиньев. Вбивать их надо не с торца, а с боковой стороны, постепенно загоняя их не обухом топора, а деревянной колотушкой, иначе клинья моментально размочалятся. Естественно, плоские части затем тщательно протёсывают. Можно также использовать и протёсанные с одной стороны достаточно толстые жерди, плотно подогнав их друг к другу. Из них же делали и нары — место для спанья.

Мне встречались избушки с земляным полом. Однако жить в них можно только летом. Зимой, особенно на Севере, такой пол промерзает, и зимовьё натопить трудновато — много надо дров.

Вообще на строительство стен брали бревёшки толщиной 4-5 вершков (20-25 см). Более толстые просто трудно закатывать на последние венцы, если работают всего двое. Обычный размер избушек, как говорят, в чистоте — 2,5 на 3,5 м. Для двоих в ней места вполне хватает. Углы будущего сруба, первого венца, чтобы не скоро сгнили, ставят на смолистые чурки, выпиленные из комлевой части ствола. Их иногда называют «кремниной» за выдающуюся твёрдость. Колоть такие не только замучаешься, но и топор повредишь. Пространство между первым венцом и землёй заставляют также отпиленными по размеру чурками, но не обязательно «кремниной».

Потолок в избушке конопатят мхом, устилают полосами берёсты (скальём) и засыпают сухой землёй. Завалинку обычно не делают, и вот почему. Засыпанный землёй нижний венец быстро сгниёт, и придётся подводить новый. Летом никакая завалинка не нужна — пусть избушка лучше проветривается. От гнуса надо спасаться в пологе, который и ставят на нарах. Зимой же завалинку делают из снега — она защитит от морозов не хуже земляной. Нагребут вал до третьего венца, ухлопают, уплотнят — и ночуй без забот.

Крышу кроют (во многих местах и до сего времени) драницами, тонкими досками, наколотыми из хвойных стволов, как правило — ели. Нарезанные по длине будущих досок брёвна должны быть прямослойными. Такие драницы чуть ли не лучший «кровельный» материал для таёжной избушки. Выколотые по естественным слоям (делается это специальным инструментом — одним топором тут не обойдёшься) плахи или доски совершенно не пропускают дождя или талой воды, а продольные их неровности направляют влагу только вдоль, не давая ей растекаться в стороны. Пиловочник гораздо хуже, поскольку пилением нарушены связи внутри древесины, которая интенсивно впитывает влагу (особенно если не очень хорошо просушена) и быстрее гниёт. Кроют крышу такими досками-драницами обязательно внахлёст, перекрывая их кромки не менее чем на треть ширины доски.

Конечно, можно крыть крышу и рубероидом, но всё-таки это не таёжный материал. К сожалению, это наблюдается сегодня сплошь и рядом. Более того, сами избушки строят из бруса, полученного на лесопилке. Слов нет, строить из «индустриализированного» материала гораздо быстрее. Однако избушка будет не так долговечна. Однако кого это сейчас интересует, если нарушены связи поколений, а сын охотника-промысловика не наследует дело своего отца и деда!

Но вернёмся к избушке. Крышу, я сказал уже, кроют драницей, колотьём (во всяком случае — это традиционный материал), но обычных стропил нет. Вместо них — три бревна, как бы продолжающих верх сруба, фронтоны. На них кладут продольные брёвнышки (толстые жерди) — два-четыре подпирают настил, а одно — коньковое. На него и укладывают концами драницы. Щель, промежуток между ними, закрывает череповое бревно, oхлупень. Снизу в нём выбран продольный жёлоб. Скат крыши очень пологий. Но можно и просто завести доски одной стороны крыши подальше. Более длинные кладутся с наветренной или северной стороны. Зимой снег наваливается на крышу так же толсто, как и вокруг избушки, а это дополнительная теплоизоляция.

Как правило, концы верхнего венца, выходящие на сторону двери, делают длинными, и таким образом настил крыши образует навес. К нему же ставят те же драницы стенкой так, чтобы образовалось подобие сеней. Там можно держать кое-какие вещи, лыжи, капканы. Собаки будут ночевать, и снег не завалит входную дверь.

Когда поставлены стены и крыша, приступают к отделке избушки изнутри. Брёвна сруба иногда отёсывают при помощи топора со специально изогнутым топорищем. Надо иметь большую сноровку, чтобы работать таким необычным инструментом. Поэтому в большинстве случаев внутренние стены избушки так и оставляют скругленными. К слову сказать, для того, чтобы сладить избушку, вообще-то надо совсем немного инструментов. Топор, поперечная пила, долото да струг. Всё это промысловик может свободно унести в тайгу на себе.

Не так просто сделать входную дверь. Ведь от неё будет зависеть, насколько тёплой будет избушка. Делается она по размерам установленных косяков в дверном проёме и верхней перекладины — притолоки. Доски на дверь раскалывают потолще раза в два-три, чем на крышу, аккуратно подогнав их стороны друг к другу, плахи сплачивают трапециевидными в сечении прожилинами, ставя их немного наискосок, чтобы плахи не болтались.

Внутреннее устройство избушки или, говоря высоким слогом, интерьер, просто и рационально: печка, нары, лавки, столик и для просушки одежды — вешала, жерди. В подавляющем большинстве избушек, которые я видел, расположение этих частей  абсолютно
 одинаково. Сразу слева от двери, которая открывается обязательно наружу, — печка, за ней, в левом углу — нары, в стене справа у входа — окошко и перед ним столик, вдоль этой же стены и у соседней — скамьи. Вероятно, такое обустройство «нутра» избушки наиболее рационально и выработано поколениями охотников-промысловиков.

Теперь — о главном, о самом главном, о том, без чего избушка не станет настоящим зимовьём, и что спасает охотника в долгие морозные ночи. Печка!

Начиналось, конечно, с самого примитивного. На Верхней Печоре в начале 70-х годов я ещё застал избушку с печкой-каменкой и ночевал в ней неоднократно. Это настоящая банька по-чёрному, но жить и там можно. Сегодня многие и не знают, вероятно, как она устроена, печка-каменка. Это груда камней, уложенных в углу избушки на мелком гравии или песке, который, в свою очередь, насыпан в короб из толстых плах. Камни уложены как бы сводом, под которым и разводят огонь. В стене над каменкой делается отверстие, волоковое оконце, в которое выходит дым — настоящая курная изба. Дым, правда, выходит и в низенькую дверь, так что во время топки в избушке не высидишь. Когда камни накалились, а дрова прогорели полностью, остатки углей выгребают и выбрасывают за дверь, волоковое оконце затыкают специальной чуркой, а дверь закрывают. Теперь можно ночевать. За несколько ночей просмолишься, словно настоящий углежог. В хорошо проконопаченной избушке не заботишься о дровах всю ночь. Однако, если на улице приличный морозец, то к утру бывает и прохладно.

Обычно же избушка оборудуется простой печкой, сделанной из кровельного неоцинкованного железа, черной жести. Размеры, как говорится, по месту. Для большой избушки — побольше, а для маленькой — поменьше. Такая печка, набитая сухими дровами, нагревает избушку до 30-35-градусной жары буквально за 10-15 минут, какой бы ни был мороз снаружи. Делают печки и из толстого металла, сварными. Они тяжелее, но греют очень хорошо. Единственный недостаток железных печек в том, что они не держат тепла как каменка или кирпичная. Но те и разогреваются только через несколько часов, и тепло бывает только к утру, когда пора уходить на маршрут. Однако охотники придумали способ, как «заставить» жестяную печку обогревать избушку практически всю ночь. На нагоревшие угли набрасывают сырые берёзовые дрова, рубленые жердочки. Они тлеют всю ночь и греют вполне сносно. Хорошо накидать и сырых лиственничных чурок.

Для сохранения тепла можно, конечно, сделать задвижку на трубе, но практически это не помогает, так как сама-то печка не кирпичная и тепла не держит. А чтобы в трубу не насыпался снег во время отсутствия «жильцов», мы делали так. К концу длинной жерди прибивали ненужную кастрюлю вверх дном и, уходя из избушки, просто накрывали ею трубу.

Лучшая же печка для таёжного зимовья, на мой взгляд — разборная из чугунного литья. Такие печки появились еще в 60-х годах, но были редки тогда и по тем временам считались роскошью. Весит такая печка изрядно, иногда пуда два-три в зависимости от размера, но для транспортировки очень удобна, поскольку разбирается на плоские детали, и уложить её, например, на понягу, волокушу или на вьюк не составляет проблем.

Как бы то ни было, избушка-зимовейка, пусть даже давно не посещаемая, может сослужить бродячему люду добрую службу. Только бы в ней были дрова сухие да печурка, хоть и каменка.

Знаю человека, которым поднимался в своё зимовьё по реке поздней осенью, перед самым ледоставом. По реке уже вовсю шла шуга. Мерное гудение мотора усыпило охотника (он был в одиночестве!), и он задремал, лодка налетела на коряжину, а его самого сильным толчком выкинуло в реку. Хорошо ещё, что место там было мелкое, всего по пояс. Но лодка-то «убежала» от него — мотор не заглох, и она укатила к противоположному берегу, ткнулась там в камень и опрокинулась. Вещи частью поплыли, частью сразу утонули. Что было делать?! Охотник разделся, переплыл реку, не очень широкую, правда, иначе на своём берегу он просто бы замёрз. Там он выправил лодку, отчерпал воду и гнал её на шесте километра четыре вниз по реке к избушке. Он чудом выудил из воды совершенно не намокший спальный мешок. В избушке по таёжному обычаю были и спички, и дрова, и немного продуктов — соль да крупа. Натопил он печку, разогрелся, тем и спасся. На следующее утро нашел в углу на нарах какую-то лопотИнку — засаленные телогрейку и ватные штаны, а потом целый день занимался тем, что доставал вещи из воды и сушил их у костра. Обошлось даже без чоха, хотя могло быть и хуже, потому что от этого места до ближайших людей вниз по течению было тридцать километров, а вверх — пятьдесят.

До сего времени на огромных просторах России коротают долгие зимние ночи в таёжных зимовейках немногочисленные уже охотники-промысловики. В таких же, в каких жили их деды и прадеды. И не надо им роскошных апартаментов со всеми удобствами не на дворе, потому что жизнь таёжная для них все равно, что для моряка море, а для летчика небо. Сколько труда надобно положить, чтобы построить и обустроить такую зимовейку, знает только тот, кто её строил. Поэтому так больно бывает мне узнавать, что где-то какой-то негодяй спалил приют уставшего промысловика, оставил его без крова, лишил средства к существованию — ведь и я когда-то строил свою избушку.